Получить инфаркт в 45 лет и очутиться в реанимационном, а затем в кардиологическом отделении городской больницы, ничего хорошего нет. Даже врагу не пожелаешь. Больница – потенциальный источник горя и боли. И тут нечего не добавить и ни прибавить. Сам видел, как из реанимации выкатывали отнюдь не Груз 300, и фантазии вполне хватало, чтобы представить в таком виде и самого себя. Впрочем, скорее всего, первый поход сюда и для меня самого обернется 10-15 годами жизни. Не берег себя, горел, понимаешь, как факел на работе и дома. И вот результат. Однако можно посмотреть на время, проведенное в больнице и с другой стороны. Как на приобретение, может быть и последнего, жизненного опыта. Никогда особенно не интересовался больничной индустрией и всеми побочными эффектами, связанными с ней. И вот пришлось. То, что больница – это пуканье и кашлянье, тени и полутени, бродящие по коридору, капельницы, таблетки и уколы, еда из эмалированных ведер, от которой поначалу просто тошнит (потом, постепенно, привыкаешь), утки, в которых писают и какают, когда другие кушают, лежачие больные, - это не для кого большим секретом не является. Это надо просто пережить. Открытия, пусть и небольшие, лежат в другой области, - в области человеческих отношений. В принципе, в больничке весело, если не принимать во внимание, кто и по какому поводу здесь очутился, и что может с ними случиться потом. В нашей палате (из реанимации нас вынесли в полтора дня) компания сложилась очень неплохая. Двое, я и один пенсионер 60 лет, внешне выглядели совершено здоровыми. Еще один – дедуля 68 лет, попал в больницу прямо из парикмахерской, куда пришел навести марафет на голове. Над ним подшучивали, что когда выздоровеет, пусть возвращается в парикмахерскую и требует, чтобы дело было доведено до конца. Придти то пришел, да и потерял сознание, не успев всласть насладиться новой прической. Еще один пенсионер, но чуть помоложе, из разряда постоянных посетителей, пришел сюда сам, так как почувствовал себя плохо. Все время повторял, что «ему, как постоянному клиенту нужно делать скидки». Я, как «самый умный», в свою очередь, всегда ему говорил, что «больница государственная и скидки делать не может, а вот бонус, в виде дополнительного укола в ж…, вполне». Надо сказать, что этот пациент (звали его Юра) задавал тон в плане организации собственного лечения. Строил врачей и медсестер он безбожно, и те только успевали таскать ему капельницы, кислород, таблетки, делать уколы. О своем заболевании он рассуждал очень логично, и я бы сказал непривычно для дилетанта глубоко. Быстро получил в палате звание «профессор», все время что-нибудь ел и пил, а по ночам страшно кашлял и не давал никому спать. Зато с утра требовал, чтобы ему спать не мешали, и грозился написать жалобу министру. Очень, впрочем, как и все остальные, любил, когда ему готовили и ставили капельницу. Я заметил, что перед тем, как расторопная медсестричка приносила капельницы, мужики оживлялись, на лицах появлялись мечтательное сладко-пресладкое выражение. У молодых мужчин такое выражение появляется тогда, когда они начинают думать о сексе. Видимо для пенсионера хорошая капельница – это слаще секса. Еще один персонаж – бизнесмен, который почти не вставал, и просил сопалатников, чтобы ему слили в раковину мочу или вынесли утку с какашками. Жена к нему ездила два раза в день, мыла, отскребала, меняла трусы и белье, а он костерил ее матом почем зря. В конце концов, с ним случился казус. Отливая в очередной раз содержимое своего мочевого пузыря в бутылочку, он уронил ее, и она родимая стала растекаться по всей палате. - Еб… за тряпкой! – крикнул со своего лежбища «кашлюн» и НЕ ходячий бизнесмен послушно встал и пошел в коридор искать тряпку. Я лежал в больничке с компьютером, купив себе беспроводный модем «Мегафон», писал статьи и играл на «Форексе» с переменным успехом и в плюс. Слухи об этом быстро расползлись по отделению, и одна из медсестричек подлетела ко мне и спросила: «Сколько денег ты, к примеру, зарабатываешь за ночь!» Я медлил с ответом, думая, что сказать, чтобы с одной стороны, зарделась от зависти, а с другой стороны, не отравила. Ну и брякнул: «10000!». Эффект был ошеломительным. Через три недели компания начала рассыпаться. Сначала с непонятной перспективой выписали бизнесмена, а затем ушли и все остальные со строгим-престрогим требованием от врачей «не брать после выписки в руки лопат» (все – жуткие дачники). Остался только я один, а в палате стали появляться новые персонажи, душевных сил знакомиться с которыми у меня уже не было. И я тоже попросился "на вынос".
|